В каком смысле социализм невозможен?

Мы показали, что социализм является интеллектуальным заблуждением, потому что, с теоретической точки зрения, невозможно корректировать социальное поведение посредством системы институционального принуждения, направленного против свободного взаимодействия людей. Иными словами, главный тезис состоит в том, что в отсутствие свободы предпринимательства информация, необходимая для рационального экономического расчета (то есть для процесса принятия таких решений, которые не будут произвольными, поскольку в каждом конкретном случае субъективно значимая информация будет учтена), не создается, а экономические субъекты не имеют возможности научиться согласовывать свое поведение с потребностями и обстоятельствами других (то есть не возникает социальная координация). Этот тезис точно соответствует мнению, которое высказывал Людвиг фон Мизес, начиная со статьи 1920 г. Для Мизеса определение "рациональный" относится к принятию решений, которое основано на необходимой, значимой информации о целях, средствах и альтернативных издержках. Мизес доказывает, что эта информация постепенно генерируется и передается исключительно в ходе процесса предпринимательства в конкурентной среде, где существует свобода предпринимательства и частная собственность на средства производства. Следовательно, в отсутствие свободных рынков, частной собственности на средства производства и свободы предпринимательства информация не порождается и (централизованно или децентрализованно) принимаются произвольные решения. Именно таким образом следует интепретировать слова Мизеса: "Как только происходит отказ от концепции свободного формирования денежных цен на блага высшего порядка, рациональное производство становится совершенно невозможным. Каждый шаг по направлению от частной собственности на средства производства и использования денег - это шаг в сторону от рациональной экономической теории"¹. Он также пишет, по уже приводившимся причинам, что "социализм есть уничтожение рациональной экономики"². Однако о чем Мизес никогда не писал, вопреки частичному и ложному истолкованию его текстов некоторыми его оппонентами, так это о том, что невозможно пытаться воплотить утопию и, в частности, социалистическую систему с помощью насилия. Как раз наоборот: Мизес считал, что теоретическое доказательство невозможности осуществления расчетов в социалистической системе подействует только на тех, кто ошибочно считает, что эта система в состоянии достичь более высокого уровня успешности, экономического роста и развития цивилизации, чем капиталистическая система, но не повлияет на тех, кто защищает социализм из зависти или по эмоциональным, "этическим" и "аскетическим" причинам. В 1920 г. Мизес писал так: "Знание о том, что в социалистическом сообществе разумная экономическая активность невозможна, конечно, нельзя использовать в качестве довода "за" или "против" социализма. На того, кто готов стать приверженцем социализма по этическим причинам, несмотря на то, что в системе общей собственности на средства производства благ низшего порядка станет меньше, или на того, чье стремление к социализму основано на аскетическом идеале, сказанное нами не подействует. Но тот, кто ожидает от социализма разумной экономики, будет вынужден пересмотреть свои взгляды"³.

Хайек точно так же, как и Мизес, считает, что в некотором "смысле" возможно избрать любой план действий, в том числе безумный и абсурдный, и с этой точки зрения можно сделать даже попытку осуществить на практике социалистическую систему, но с точки зрения теории вопрос о "невозможности соци ализма" относится исключительно к тому, насколько совместим социализм с теми целями, для достижения которых он предназначен, а именно, с социально-экономическим развитием, как минимум настолько же скоординированным и гармоничным, как при капитализме, а по возможности более скоординированным и более гармоничным. Однако, если цель состоит в том, чтобы покончить с "рыночной анархией", преодолев "несовершенства" рынка посредством принуждения и централизованного, рационального экономического плана, то очевидно, что социализм с этой точки зрения невозможен, так как он не способен достичь этой цели. Иными словами, в связи с тем, что социалистическая система одновременно делает невозможным рациональный экономический расчет и согласование поведения экономических субъектов, эта система в принципе не может превзойти в сфере координации и эффективности капиталистическую систему. Наконец, Хайек признает, что невозможность достижения экономической эффективности и общее замедление экономического развития, неизбежно вытекающее из невозможности осуществления расчета при социализме, не обязательно изменит желания тех, кто продолжает поддерживать социализм по другим причинам (религиозным, эмоциональным, этическим или политическим), несмотря на то, что в данном конкретном случае экономическая наука предоставляет полезную информацию и оказывает важную услугу даже этой группе людей, так как она демонстрирует им истинные издержки их политического, этического или идеологического выбора и может помочь им либо пересмотреть свои взгляды, либо укрепиться в них, что тоже вполне возможно⁴.

Во всяком случае, нет сомнений, что предложенный Мизесом и Хайеком анализ социализма оказался громом среди ясного неба для всех тех специалистов и профанов в экономике, кто охотно и наивно поддерживал социализм, считая его лекарством от всех социальных проблем, которое обеспечит невиданный при капитализме уровень экономических успехов и развития. Также нет сомнений, что для большинства людей то, что социализм ведет к общему обеднению и снижению эффективности - это мощный, и часто окончательный довод в пользу того, чтобы расстаться с идеалом социализма. Однако нельзя не видеть того, что у социалистического идеала есть значительный этический, даже "религиозный" компонент, и что в силу этого его следует рассматривать с точки зрения социальной этики. Поэтому все большее и большее внимание исследователей привлекает вопрос об этической допустимости социализма, вне зависимости от теоретических проблем экономической эффективности. В самом деле, по крайней мере с точки зрения одной из областей социальной этики (естественного права), есть серьезные основания считать, что социалистический идеал радикально чужд человеческой природе (и это неизбежно, так как социализм основан на применении насилия и систематического принуждения по отношению к наиболее сокровенной и фундаментальной особенности людей: к их способности свободно действовать). Если рассматривать ее с этой точки зрения, социалистическая система не только теоретически неверна, но и этически неприемлема (то есть аморальна и несправедлива); "в долгосрочной перспективе" ее невозможно будет поддерживать и в конечном счете она обречена на провал, поскольку противоречит человеческой природе. С этой точки зрения, наука и мораль - просто две стороны одной медали, а мир логически упорядочен, о чем неизменно свидетельствуют все выводы науки, а также все заключения, сделанные в историко-эволюционной сфере и в сфере морали⁵.

Если экономическая наука доказывает, что в социалистической системе невозможен экономический расчет и если теоретический анализ социальной этики доказывает,что социализм невозможен также потому, что он противоречит человеческой природе, то какие выводы в этом случае можно сделать из исторического исследования и интерпретации практики социализма? Задача состоит в том, чтобы выяснить, вписываются или нет, те исторические события, которые происходили в социалистических странах, в теоретическую концепцию социализма, предложенную Мизесом и Хайеком. На основании этой концепции мы можем ожидать в результате введения социалистической системы, где люди не могут свободно проявлять предпринимательство, широкого распространения феномена неоптимального размещения ресурсов и факторов, который будет находиться в четкой зависимости от степени ограничения этой свободы и выражаться в том, что в некоторых отраслях производство будет чрезмерно расширяться за счет других отраслей, производящих блага и услуги, в которых население будет нуждаться больше. Кроме того, для этой системы будет характерна чрезмерная концентрация на нескольких конкретных проектах, в оправдание которой будут приводиться исключительно аргументы технического и технологического характера, и такие проекты будут осуществляться вне зависимости от издержек. Как это ни странно, эта неконтролируемая склонность к осуществлению проектов по чисто "техническим" причинам будет препятствовать широкому внедрению новых, более эффективных в экономическом отношении технологий и методов производства, которые могли бы быть найдены и испытаны на практике в условиях абсолютной свободы предпринимательства⁶. Иначе говоря, произвольно заниженная процентная ставка вызовет избыточное инвестирование в наиболее капиталоемкие отрасли в ущерб производству потребительских благ и услуг. Иррациональность и рассогласованность будут проявляться на всех уровнях и соответственно при прочих равных, то же самое количество усилий и общественного ресурса в социалистической системе даст в итоге гораздо более низкий уровень жизни и гораздо меньшее количество и более низкое качество потребительских благ и услуг, чем в капиталистической системе. Иными словами, при прочих равных условиях социалистическая система может приблизиться к капиталистической только за счет более высоких издержек для людей, окружающей среды и всех факторов производства, в том числе ненужных и непропорциональных по отношению к результатам.

Хотя здесь не место для подробного анализа исторического опыта социалистических систем, нам стоит упомянуть о том, что историческая интерпретация соответствующих событий служит наглядной иллюстрацией априорных выводов экономической теории социализма Мизеса и Хайека и полностью согласуется с ними. Социалистические правительства продемонстрировали свою неспособность рационально координировать свои экономические и социальные решения, а также поддерживать минимальный уровень корректировки и эффективности⁷, удовлетворять потребности граждан в потребительских товарах и услугах и стимулировать экономическое, технологическое и культурное развитие соответствующих обществ. Искажения и противоречия, свойственные социалистическим системам бывшего Восточного блока, действительно стали настолько очевидны для большинства населения, что социалистические режимы один за другим пали перед лицом требования народа отказаться от социализма и вернуться к капитализму. В этом отношении крушение социализма в странах Восточного блока действительно может считаться триумфом науки и не имеющей прецедента в истории общественных наук иллюстрацией верности теоретического анализа социализма, которым австрийская школа занималась с 1920-х годов. Тем не менее после того, как мы указали на значение этих исторических событий, ставших иллюстрацией теоретических доводов Людвига фон Мизеса и источником удовлетворения для Хайека, представителей австрийской экономической школы и немногих других, следует добавить, что, поскольку австрийский теоретический анализ заранее доказал, что социализм не может работать, так как основан на интеллектуальной ошибке, и доказал также, что социализм неизбежно вызовет разнообразные искажения и проявления рассогласованности в обществе, то, что миллионы людей были вынуждены многие годы выносить тяжелейшие страдания, чтобы продемонстрировать на исторических примерах то, что с самого начала сформулировала австрийская теория, - это ужасная трагедия. Ответственность за эти человеческие страдания несут не только большинство представителей научного сообщества, с пренебрежением относившихся к австрийскому анализу социализма и даже мошеннически скрывавших его содержание, но и убогий, устаревший, хоть и господствующий до сих пор позитивизм, подход которого заключается в том, что способность любой социальной системы к выживанию можно установить только опытным, а не теоретическим путем⁸. За славным исключением Мизеса, Хайека, остальных исследователей их школы и немногих других, почти все сообщество специалистов по социальным наукам совершило предательство по отношению к человечеству, потому что им не удалось выполнить свой долг ученого, который состоял как минимум в том, чтобы предостеречь граждан об опасностях, связанных с социалистическим идеалом. Поэтому очень важно, полезно и поучительно провести аудит научной ответственности, который поставил бы каждого теоретика на его законное место в глазах общественности и в истории экономической мысли, вне зависимости от славы, имени и популярности, приобретенных им в иное время и в иных обстоятельствах.

Нужно сделать оговорку в связи с замечаниями относительно исторической интепретации практики социализма. Дело в том, что в отличие от многих теоретиков-"пози тивистов", мы не считаем и не предполагаем, что самих по себе эмипирических доказательств достаточно, чтобы подтвердить или опровергнуть научную экономическую теорию. Мы сознательно утверждали, что исторические исследования "иллюстрируют" теоретические выводы и "согласуются" с ними, но не писали, что они "подтверждают" их или "доказывают их правоту"⁹. Собственно, хотя мы и не будем заниматься здесь анализом логических противоречий в "позитивистской методологии"¹⁰, очевидно, что в социальном мире опыт всегда носит исторический характер, а значит, всегда связан с чрезвычайно сложными событиями, где действует бесчисленное количество "переменных", и его нельзя наблюдать непосредственно, а можно только интерпретировать в свете предварительно сконструированной теории. Кроме того, поскольку интерпретация исторических событий зависит от теории, чрезвычайно важно предварительно сформулировать, используя непозитивистские методологические процедуры, теории, позволяющие корректно интерпретировать реальность. Соответственно, не существует неоспоримых исторических доказательств, тем более - доказательств, способных подтвердить или опровергнуть какую-либо теорию. Кроме того, даже если бы это было не так, теоретическая полемика вообще и полемика по поводу социализма, в частности, привела к чрезвычайно ценным выводам, и если бы их смогли вовремя принять к сведению, можно было бы избежать, как мы уже говорили, не только десятилетий безуспешных экспериментов, но и многочисленных конфликтов, и колоссальных человеческих страданий. Таким образом, ждать, пока история не "подтвердит", работает или нет экономическая система, не только бессмысленно с точки зрения логики, поскольку история не может ни подтвердить, ни опровергнуть никакую теорию; это приводит к абсурдному поведению - заведомому пренебрежению правильными теориями, сформулированными вне опыта, а кроме того, стимулирует к экспериментам с любыми дикими идеями или утопиями, влекущими за собой колоссальные человеческие жертвы¹¹, под предлогом необходимости анализа соответствующих "результатов эксперимента".

Необходимость данных замечаний связана с тем, что, хотя в то время, когда мы начинали писать эту книгу (1990- 1991), крушение социалистических систем в странах Восточной Европы и их развитие в предшествовавшие десятилетия действительно в основном полностью подтвердили "предсказания", которые можно было бы сделать на основании теории социализма Мизеса и Хайека, это не всегда было так¹², и в некоторые исторические периоды существовало даже массовое убеждение в обратном, то есть в том, что ход событий в восточноевропейских странах явно "опровергает" теорию невозможности социализма, сформулированную австрийской школой. Кроме того, иногда писали, что даже Хайек¹³ и Роббинс¹⁴, с учетом опыта практического функционирования социализма в СССР, отказались от радикальной позиции, занятой Мизесом, и отошли на "вторую линию обороны", состоявшую в утверждении, что, хотя социализм и может "работать" (то есть не является "невозможным"), на практике у него неизбежно возникнут большие проблемы с эффективностью. Как мы уже знаем, это совершенно ошибочная интерпретация: ни Мизес, ни Хайек никогда не отходили от своих первоначальных позиций. Напротив, они всегда считали, что события в СССР полностью подтверждают выдвинутую Мизесом теорию социализма, даже в те исторические периоды, когда провалы и пороки социалистической системы были лучше скрыты и менее заметны¹⁵.

¹ Ludwig von Mises, "Economic Calculation in the Socialist Commonwealth," Collectivist Economic Planning, 104.

² Ludwig von Mises, "Economic Calculation in the Socialist Commonwealth" in Collectivist Economic Planning, 110. Следует признать, что в написанной по-немецки книге о социализме Мизес выражается несколько резче. Так, на с. 197 второго немецкого издания, опубликованного в 1932 г. и переизданного в 1981 г. (Munich: Philosophia Verlag), читаем: "Der Kapitalismus ist die einzig denkbare und mogliche Gestalt arbeitsteilenden gesellschaftlichen Wirtschaft" (Капитализм - это единственная представимая и возможная форма общественного хозяйства с разделением труда). В английском переводе заявление, что "капитализм это единственно возможная форма общественного хозяйства" слегка смягчено за счет добавления фразы, которую мы выделили курсивом: "Капитализм - это единственно возможная форма общественного хозяйства, подходящая для исполнения требований, предъявляемых обществом к экономическому устройству" (стр. 194 издания на английском языке). Английская формулировка чуть-чуть точнее немецкой, хотя немецкий вариант полностью согласуется с тем, что Мизес писал ранее в статье об экономическом расчете, так как для Мизеса "общественное хозяйство" означает "рациональное хозяйство". На с. 117 немецкого текста есть другая фраза, которая слегка смягчена в английском переводе. По-немецки мы читаем: "Der Versuch, die Welt sozialistisch zu gestalten, konnte die Zivilisation zertrummern, er wird aber nie zur Aufrichtung eines sozialistischen Gemeinwesens fuhren konnen" (Попытка преобразовать мир в соответствии с социалистическим идеалом могла бы разрушить цивилизацию, но была бы в принципе не в состоянии привести к созданию социалистического сообщества). На с. 118 английского перевода видим: "Она никогда бы не привела к созданию успешного социалистического сообщества". Было добавлено прилагательное "успешный". Несмотря на эти небольшие отличия английской версии книги Мизеса о социализме от немецкой, мы считаем, что позиция Мизеса прекрасно отражена в его статье 1920 г. и не претерпела в дальнейшем существенных изменений.

³ Ludwig von Mises, "Economic Calculation in the Socialist Commonwealth," Collectivist Economic Planning, 130.

⁴ Хайек упрекает Мизеса за то, что он часто использует выражение "социализм невозможен", имея в виду невозможность рационального экономического расчета в социалистической системе. В свете некоторых явно сформулированных утверждений Мизеса, включенных нами в основной текст, мы не считаем этот упрек вполне заслуженным. (Мизес пользуется выражениями, похожими на упомянутое Хайеком, исключительно в своей книге о социализме, но их значение совершенно ясно из общего контекста): "Многие первоначальные замечания были на самом деле придирками к словам, и это произошло потому, что Мизес время от времени использовал неточное выражение, будто бы социализм невозможен, имея в виду, что социализм делает невозможным экономический расчет. Конечно, в узком смысле слова реализация любых предложений, который хоть что-то означают, возможна (можно попробовать). Вопрос лишь в том, приведет ли это к ожидаемым результатам, то есть в том, совместим ли предложенный план действий с теми целями, на осуществление которых он направлен" (F. A. Hayek, "Nature and History of the Problem," Collectivist Economic Planning, 36). Забавно, что в наши дни, когда революционные перемены в странах бывшего Восточного блока покончили с социализмом, выражение "социализм невозможен" стало широко употребляться в повседневном обиходе.

⁵ В связи с этим мы должны отметить работы по социальной этике Израэля Кирцнера (Israel M. Kirzner; Discovery, Capitalism and Distributive Justice [London: Basil Blackwell, 1989]) и ГансаГермана Хоппе (Hans-Hermann Hoppe; A Theory of Capitalism and Socialism [Holland: Kluwer Academic Publishers, 1989]). Оба (вероятно, следует добавить к этим работам слегка устаревшую, но достойную внимания книгу Нозика: Robert Nozick, Anarchy, State and Utopia [New York: Basic Books, 1974] [Нозик Р. Анархия, государство и утопия. М.: ИРИСЭН, 2008]) доказывают, что социализм не только теоретически невозможен, но и этически неприемлем. Кирцнер выводит это заключение из теории о том, что каждый человек имеет естественное право распоряжаться плодами собственной предпринимательской активности. Хоппе исходит из аксиомы Хабермаса о том, что спор с другим человеком всегда означает приятие и неявное признание индивидуальности "другого Я", его прав собственности на самого себя, на свои мысли и достижения, и выстраивает на этом логическом основании целую теорию прав собственности и капитализма. Про мою теорию трех различных, но дополняющих друг друга уровней исследования социальной реальности (теоретического, историко-эволюционного и этического) можно прочитать в написанном мной введении к полному собранию сочинений Хайека: F. A. Hayek's Obras Completas (Madrid: Union Editorial, 1990), 23-24. В зависимости от уровня, аморальность социализма раскрывается по разному. Во-первых, с теоретической точки зрения, социализм аморален, поскольку как социальная система он препятствует порождению информации, которая требуется самой этой системе для достижения избранных ей целей. Во-вторых, с эволюционной точки зрения, нет ничего более аморального, чем социализм, поскольку он представляет собой конструктивистскую утопию, пренебрегающую ценностями традиционных законов и обычаев (mos-moris, обычай). В-третьих, с этической точки зрения, социализм представляет собой агрессию против наиболее фундаментальной особенности человеческой природы: способности человека действовать свободно и творчески, а также распоряжаться плодами своего предпринимательского творчества.

⁶ Хофф подчеркивал, что любое движение от предпринимательства в направлении социализма приводит к тому, что на всех социальных уровнях повышается - явно и неявно - роль технического, инженерного подхода. Как только мы устраняем факторы предпринимательской прибыли и издержек, почти неизбежно "техническим" факторам начинает придаваться непропорционально большое значение. Это происходит не только на уровне отдельных отраслей и секторов, но и на уровне общества в целом. Действительно, социалистические политики и чиновники неизбежно начинают верить, что они - выдающиеся "социальные инженеры", способные по собственному желанию корректировать недостатки общества и внедрять изменения, необходимые для повышения уровня социально-экономического развития. В заключение Хофф пишет: "Понятно, что технически совершенный продукт идеально подходит для своей цели с технической точки зрения: он приносит радость инженерам и техническим специалистам и может даже доставлять эстетическое удовольствие обычным людям, но нужно четко осознавать, что производство технически совершенного товара может быть экономически нерациональным и представляет собой, в экономическом отношении, напрасную трату труда и сырья, если, использовав их для другой цели, можно удовлетворить большее количество потребностей" (Hoff, Economic Calculation in the Socialist Society, p. 141, note 8]). Парадоксальным образом, стремление внедрять последние технологические новшества во всех отраслях, не считаясь с издержками, на практике будет тормозить технологическое развитие общества, поскольку те технологические инновации, которые действительно принесут обществу пользу (то есть те, которые обнаруживаются и реализуются в процессе предпринимательства) нельзя будет найти и применить в нужное время в нужном месте. В свою очередь, Доминик Арментано настаивает на том, что социалистический плановый орган в принципе не может узнать, какой из проектов более экономичен и эффективен, и, соответственно, в среднем его решения будут рассогласованными (как в пространстве, так и во времени), вне зависимости от того, попытается ли он оправдать или "украсить" свое решение техническими соображениями. Обращаясь к знаменитому примеру Мизеса про социалистического менеджера, который должен выбрать между строительством электростанции, использующей нефть, и атомной электростанции, Арментано делает вывод, что "если и когда электростанция строится в конкретном месте с использованием конкретных ресурсов, решение о ее строительстве будет "произвольным", а не экономическим", поскольку информация о ценах и издержках, которая на свободном рынке, приводимом в движение предпринимательством, генерировалась бы стихийно, недоступна. См.: D. T. Armentano, "Resource Allocation Problems under Socialism" in Theory of Economic Systems: Capitalism, Socialism, Corporation, ed. William P. Snavely (Columbus, Ohio: Merrill, 1969), 133-134.

⁷ В соответствии с нашей общей логикой, мы рассматриваем "эффективность" не с точки зрения максимизации по Парето, а в качестве свойства предпринимательской координации в творческих средах, где присутствует неопределенность.

⁸ Например, этот убогий "позитивистский сциентизм", доходящий до степени помешательства, пронизывает американскую систему образования и научные круги, а в особенности труды чикагской школы, включая работы одного из ее наиболее выдающихся представителей Джорджа Стиглера, по мнению которого, обе стороны, участвовавших в споре, не видели "эмпирических" последствий собственной позиции в то время, как только "эмпирические доказа тельства" способны разрешить существующие противоречия между защитниками капитализма и защитниками социализма. (George Stigler, The Citizen and the State [Chicago: University of Chicago Press, 1975], 1-13.) См. блестящую критику позиции Стиглера: Norman P. Barry, "The Economics and Philosophy of Socialism," Il Politico (University of Pavia) year 49, no. 4 (1984): 573-592.

⁹ См. интересные замечания Фрица Махлупа по этому поводу: Fritz Machlup, The Economics of Information and Human Capital, of Knowledge: Its Creation, Distribution and Economic Significance, vol. 3: "Testing versus Illustrating," 231-232.

¹⁰ Краткий критический анализ позитивистской методологии и обзор наиболее значимой литературы на эту тему см. в моей статье "Metodo y Crisis en la Ciencia Economica," Hacienda Publica Espanola, no. 74 (1982): 33-48, опубликованной также в моей книге: Lecturas de Economia Politica, vol. 1 (Madrid: Union Editorial, 1986), 11-33. Методологические представления австрийской школы уточнялись по мере развития спора об экономическом расчете при социализме, и полный критический анализ позитивистской методологии можно считать одним из наиболее ценных побочных результатов этого спора, поскольку по тем же самым причинам, по которым социализм является интеллектуальной ошибкой (невозможно приобрести необходимую практическую информацию централизованно), в сфере экономической теории невозможно непосредственно наблюдать эмпирические события и невозможно эмпирически проверять какую бы то ни было теорию, - в общем, невозможно делать конкретные предсказания относительно времени и места будущих событий. Это объясняется тем, что объект исследования экономической теории включает представления и знания, которые люди создают в связи с тем, что они делают; эта информация постоянно меняется, обладает высоким уровнем сложности и ее не в состоянии измерять, наблюдать или собирать ни один исследователь (или централизованное бюро планирования). Если бы можно было измерять социальные события и эмпирически подтверждать экономические теории, то социализм был бы возможен; и наоборот, социализм невозможен именно по тем причинам, по которым не работает позитивистская методология. Итак, с учетом их "духовной" природы, "события" социальной реальности возможно интерпретировать только исторически, что всегда требует предварительного наличия теории. В связи с этой захватывающей темой см. библиографию из 33 пунктов в моей упомянутой выше статье "Metodo," и особенно: Mises, Theory and History (Yale: Yale University Press, 1957) [Мизес Л. фон. Теория и история. Челябинск: Социум, 2007]; Hayek, "The Facts of the Social Sciences," in Individualism and Economic Order, 57-76 [Хайек Ф. Факты общественных наук // Хайек Ф. Индивидуализм и экономический порядок. С. 72-88], а также The Counter-Revolution of Science (Glencoe, Illinois: Free Press, 1952 [Хайек Ф. Контрреволюция науки. М.: ОГИ, 2003]), работу. великолепно переизданную в 1979 г. (Indianapolis: Liberty Press). Полезное и беспристрастное описание методологической парадигмы австрийской школы см.: Bruce Caldwell, Beyond Positivism: Economic Methodology in the Twentieth Century (London: George Allen and Unwin, 1982), esp. pp. 117-138.

¹¹ Мизес подчеркивает, что уроков советского опыта недостаточно для формулировки теоретических аргументов в отношении социализма и делает вывод, что "недостатки в системе абстрактных построений - каков и есть социализм - не могут быть вскрыты иначе, чем путем абстрактных же рассуждений" (Mises, Socialism, 535 [Мизес. Социализм. С. 370]).

¹² Популярная интерпретация исторических событий изредка бывает сравнительно "несложной". Например, так было в случае явного провала так называемого "военного коммунизма" (неудачное название), который вынудил Ленина в 1921 г. перейти к НЭПу (новой экономической политике). Интерпретация исторических событий последнего времени, кульминацией которых стало падение всех коммунистических режимов в странах бывшего Восточного блока, тоже довольно очевидна. Вероятно, применительно к другим периодам задача интерпретации исторических событий более сложна, однако даже в этих случаях тщательные исследования всегда подтверждают теорию невозможности экономического расчета при социализме. См. об этом, например, раздел под названием "Опровергает ли Мизеса опыт России?" ("Does Russia Refute Mises?") в статье: David Ramsay Steel, "The Failure of Bolshevism and its Aftermath," Journal of Libertarian Studies 5, no. 1 (winter 1981): 105-106.

¹³ Хайек считал эту версию "бесстыдным искажением" фактов, и это действительно так, особенно, если учесть, что те фразы Хайека, которые его критики используют в качестве доказательства его "отступления" с исходных позиций - это не просто оброненные мимоходом замечания, а очевидная дань традиционным нормам академической вежливости, которая была так свойственна Хайеку по отношению к оппонентам, что он позволял им избежать полного разгрома, по крайней мере на бумаге. Именно так следует понимать не только замечания на с. 187 Individualism and Economic Order [Хайек Ф. Индивидуализм и экономический порядок. С. 182], но также текст на c. 238 и 242 статьи "Present State of the Debate" (Collectivist Economic Planning), где говорится: "Но хотя это не дает оснований говорить, что подобные предложения "невозможны" в некоем абсолютном смысле, тем не менее остается справедливым, что очень серьезные препятствия к достижению желанной цели существуют и что, по-видимому, их никак нельзя преодолеть" (p. 238 [см.: Хайек Ф. Индивидуализм и экономический порядок. С. 173]). "Никто не помышляет отбросить всякую вероятность, что решение все-таки будет найдено. Но при нынешнем состоянии нашего знания все же должны оставаться серьезные сомнения в том, что его можно найти" (p. 242 [Там же. С. 176]). Поэтому совершенно неудивительно, что спустя 40 лет после наиболее важных событий спора об экономическом расчете Хайек в своей статье 1982 г. не смог сохранить присущих ему терпения и вежливости по отношению к оппонентам, которые продолжали грубо извращать реальность в связи с его якобы "отступлением" на "вторую линию обороны". Сам Хайек прямо писал, что его вежливость и рыцарское поведение были недобросовестно использованы оппонентами и что он вряд ли желал бы повторить эту ошибку и рисковать остаться непонятым ради сохранения хороших манер: "Вероятно, я мог бы добавить, что в связи с этой книгой Й. Шумпетер в то время обвинил меня в "чрезмерной вежливости" за то что я "практически никогда не употреблял по отношению к оппонентам более сильных выражений, чем 'интеллектуальное заблуждение' "". Я упоминаю об этом в качестве извинения за то, что, встретившись с теми же пустыми фразами более, чем 30 лет спустя, я, возможно, не смогу сохранить такое же терпение и выдержку". См.: "The New Confusion about Plan ning," chap. 14, New Studies in Philosophy, Politics, Economics and the History of Ideas, 235.

¹⁴ Нет никакого основания полагать, что Роббинс, столкнувшись с практическими примерами, отошел на "вторую линию обороны" в каком бы то ни было смысле. Роббинс не только прямо признает (The Great Depression, note 1, p. 148), что его рассуждения очень близки к рассуждениям Мизеса в книге Socialism (в переводе которой на английский Роббинс принял большое участие: он сделал черновой перевод наиболее важных глав и передал его своему другу Джеку Кахане, завершившему эту работу): почти сорок лет спустя в своей автобиографии лорд Роббинс продолжал придерживаться этого мнения и вновь прямо признал верность утверждения Людвига фон Мизеса о невозможности экономического расчета при социализме, первоначально сформулированного в 1920 г. Роббинс пишет: "Главные тезисы Мизеса - что без системы цен сложно организованное коллективистское общество теряет необходимые ориентиры и в общей рамке такого общества попытки создать такие системы цен, которые имели бы смысл и служили бы стимулами в динамическом контексте, неизбежно вступают в конфликт с главной целью коллективизма - по-прежнему кажутся мне верными и подтверждаются всей историей тоталитарных обществ с того момента, как Мизес сформулировал их" (Lionel Robbins, Autobiography of an Economist [London: Macmillan, 1971], 107). См. также: Political Economy, Past and Present (New York: Columbia University Press), 135-150.

¹⁵ Такие значительные колебания в уровне сложности интепретации опыта тех или иных событий также, и даже в большей степени, имеют место применительно к последствиям интервенционизма и социальной демократии в западных странах, и поэтому в таких случаях помощь теории, при наличии этой возможности, является еще более существенной, чем в случае так называемого "реально го" социализма".

Хесус Уэрта Де Сото
Из книги "Социализм, экономический расчёт и предпринимательская функция"