Теоретические последствия социализма

Как было показано ранее, cоциализм является интеллектуальной ошибкой, вытекающей из пагубной самонадеянности1, из представления о том, что человек достаточно разумен, чтобы организовать жизнь в обществе (см. Хесус Уэрта де Сото. Социализм как интеллектуальная ошибка). Здесь мы представим краткий систематический анализ неизбежных последствий, возникающих, когда человек пренебрегает логической невозможностью существования социализма и настаивает на создании институциональной системы принуждения, которая в большей или меньшей степени ограничивает свободу человеческой деятельности.

Отсутствие координации и социальный беспорядок

a) Мы уже видели, что когда предпринимательская деятельность в той или иной степени затруднена, она перестает выявлять возникающие в обществе ситуации рассогласованности. Когда для того, чтобы удерживать людей от использования возможностей для извлечения прибыли, которые создает каждый из случаев рассогласованности, используется принуждение, люди даже не видят этих возможностей, и следовательно, они остаются незамеченными. Кроме того, если человек, подвергающийся принуждению, случайно увидит прибыльную возможность, это не имеет значения, потому что институциональное принуждение не позволяет ему действовать, чтобы воспользоваться этой возможностью. Кроме того, невозможно представить, чтобы орган власти, отвечающий за применение институционального принуждения, был в состоянии координировать социальное поведение посредством приказов и указаний. Чтобы делать это, он должен был бы иметь доступ к информации, которую он получить в принципе не может, потому что эта информация рассредоточена по умам всех людей в обществе, и каждый из них имеет эксклюзивный доступ к принадлежащей ему части этой информации.

Следовательно, с теоретической точки зрения первым из последствий любой попытки установить социалистическую систему будет широкое распространение социальной дискоординации или рассогласованности, характеризующейся систематическими конфликтами между действиями субъектов, которые не будут приспосабливать свое поведение к поведению других и не смогут понять, что они совершают множество систематических ошибок. В результате не будет осуществлено очень большое количество человеческих действий, потому что рассогласованность им воспрепятствует. Став типичным явлением, крушение планов, или дискоординация, поражает самые основы социальной жизни и проявляется интратемпорально и интертемпорально. Это означает, что в каждом социальном процессе отсутствие координации проявляется и в текущих действиях, и при согласовании прошлых действий с будущими.

Хайек называет "порядком" любой процесс, в котором множество различных элементов взаимодействуют таким образом, что знание одной части позволяет сформулировать корректные ожидания относительно целого2. Это определение демонстрирует, что социализм производит социальный беспорядок; в той степени, в какой он препятствует необходимой корректировке рассогласованных человеческих поступков и даже блокирует ее, он препятствует и возможным человеческим действиям, основанным на обоснованных ожиданиях относительно поведения других, и даже блокирует их, так как социальная рассогласованность, всегда возникающая там, где создаются помехи для свободного проявления предпринимательства, продолжает существовать и остается скрытой от общества. Следовательно, волюнтаристское желание "организовать" общество с помощью распоряжений принудительного характера создает беспорядок, и чем сложнее социальный порядок (в понимании Хайека), тем очевиднее будет нереальность социалистического идеала, потому что более сложный порядок потребует делегирования гораздо большего числа решений и функций, зависящих от обстоятельств, совершенно неизвестных тем, кто стремится контролировать общество.

б) Парадоксальным образом, высокий уровень нарушений социальной координации часто становится предлогом для очередных доз социализма; иными словами, институциональная агрессия, распространяющаяся на новые сферы социальной жизни, становится либо более активной, либо более жесткой, чем раньше. Так обычно происходит из-за того, что руководящий орган, хотя он и не в состоянии заметить конкретные конфликтующие и плохо согласованные друг с другом действия, раньше или позже осознает, что социальный процесс в целом не работает. Опираясь на свою чрезвычайно ограниченную способность оценивать реальность, руководящий орган истолковывает эту ситуацию как логическое следствие "отсутствия сотрудничества" со стороны тех граждан, которые не желают выполнять его приказов; соответственно эти приказы становятся все более резкими, подробными и жесткими. Повышение уровня социализма заражает социальный процесс еще большей дискоординацией или рассогласованностью, что в свою очередь используется для того, чтобы оправдать новые "дозы" социализма и т.д. Итак, мы видим в социализме очень сильную тенденцию к тоталитаризму, понимаемому как такой режим, при котором правительство склонно "силовым образом вмешиваться во все сферы жизни"3. В других случаях этот тоталитарный процесс постепенного роста принуждения сопровождается постоянными встрясками, то есть внезапными переменами в политике, резкими изменениями содержания приказов или сферы, на которые они распространяются, или и того, и другого - все это в тщетной надежде, что несистематические "эксперименты" с новыми видами интервенционизма и изменениями его уровня принесут решение неразрешимых задач4.

в) Принудительные интервенционистские меры, воплощением которых является социализм, обычно оказывают на общество влияние, обратное тому, которое планирует правительство. Власть стремится достичь своих целей, направляя приказы в сферы социума, в наибольшей степени связанные с этими целями, но парадоксальным образом оказывается, что эти приказы мешают человеческой деятельности в этих сферах, причем чрезвычайно "успешно". Иными словами, власть сковывает энергию предпринимательства именно там, где она более всего необходима, поскольку без этой энергии в данной сфере невозможна координация и, соответственно, реализация целей правительства. Итак, необходимый процесс приспособления не запускается и на самом деле его перспектива становится более отдаленной, а вероятность того, что социальный процесс обеспечит достижение желаемых целей, уменьшается. Чем более эффективны приказы, тем сильнее они искажают предпринимательскую деятельность. Приказы не только не содержат необходимой практической информации - они удерживают людей от ее создания, и субъекты экономической деятельности не могут воспринимать их как руководства по обеспечению координации. Теоретики уже давно знакомы с этим саморазрушительным эффектом социализма, известным как "парадокс планирования или парадокс интервенционизма", но они лишь недавно смогли объяснить его в ясных терминах теории предпринимательства5.

г) Хотя сдерживающий эффект, который социализм оказывает на создание практической информации, проявляется во всех социальных сферах, лучше всего он виден, вероятно, в экономике. Во-первых, к примеру, одним из самых типичных проявлений отсутствия координации при социализме является низкое качество производимых товаров и услуг - и оно связано как раз с отсутствием у участников социального процесса и членов руководящего органа стимулов к тому, чтобы генерировать информацию и выяснять подлинные желания людей по поводу стандартов качества.

Во-вторых, из-за отсутствия необходимой информации для того, чтобы осуществлять даже приблизительный экономический расчет, в социалистической системе инвестиционные решения и в качественном, и в количественном отношении становятся чисто произвольными. Действительно, в социалистической экономике невозможно знать или оценить альтернативные издержки, и такая проблема возникает даже тогда, когда руководящий орган навязывает свои временны.е предпочтения всему обществу. Кроме того, отсутствие информации у руководящего органа не позволяет рассчитать даже приблизительно нормы амортизации основного оборудования. Таким образом, социализм вызывает и обеспечивает широкое распространение непроизводительного инвестирования ресурсов и факторов производства, причем это непроизводительное инвестирование к тому же часто носит несколько хаотический циклический характер из-за упомянутых нами в конце предыдущего раздела внезапных изменений в политике.

В-третьих, социализм приводит к острому и всеобщему дефициту на всех уровнях общества, в основном потому, что институциональное принуждение уничтожает саму возможность для человеческой предпринимательской изобретательности, характеризующейся колоссальной силой, систематически обнаруживать ситуации дефицита и находить новые, более эффективные способы их устранения. Кроме того, как мы видели, невозможность посчитать экономические издержки приводит к тому, что значительная доля производительных ресурсов тратится на бессмысленные инвестиции, что еще больше усугубляет проблему дефицита6. Кроме того, дефициту сопутствует неэффективный избыток некоторых ресурсов, который связан не только с ошибками производства, но и с тем, что экономические субъекты запасаются всеми благами и ресурсами, которые им доступны, так как в условиях систематического дефицита люди не могут полагаться на нормальное предложение товаров, услуг и факторов производства.

Наконец, применительно к труду ошибки в размещении ресурсов особенно серьезны. Трудом систематически злоупотребляют, и это приводит к высокому уровню безработицы - в зависимости от конкретного типа социализма, более или менее скрытой. Так или иначе, высокий уровень безработицы является одним из наиболее типичных последствий институционального принуждения по отношению к свободному предпринимательству в социальных процессах, связанных с сектором занятости.

Ошибочная информация и безответственное поведение

Для социализма характерно не только то, что он препятствует созданию информации, но и то, что он запускает процессы, систематически привлекающие и порождающие ошибочную информацию, тем самым поощряя широкое распространение безответственного поведения.

a) Нет никаких гарантий, что руководящий орган, осуществляющий систематическое принуждение, будет в состоянии распознать конкретные возможности для извлечения прибыли, возникающие в ходе социального процесса. С учетом отсутствия у власти практической информации, значимой для подвергающихся принуждению людей, нам сложно представить себе, что она в состоянии обнаружить существующие ситуации социальной рассогласованности, за исключением небольшого числа отдельных ситуаций или когда это происходит по чистой случайности. Действительно, даже если член руководящего органа случайно обнаруживает рассогласованность, его "находка", вероятнее всего, будет замаскирована или скрыта инерционностью органа принуждения, у которого, за очень небольшим исключением, не будет интереса к тому, чтобы вытаскивать наружу непопулярные проблемы, решение которых обязательно потребует "хлопотных" мер и изменений. В то же время члены органа власти не будут даже осознавать своего глубокого, неустранимого неведения. Следовательно, информация, порожденная с помощью приказов, будет изобиловать ошибками, и в принципиальном отношении будет безответственной, потому что члены руководящего органа не могут получить практическую (рассеянную) информацию о тех вариантах, от которых они отказываются, когда решают следовать определенному плану, и, соответственно, они будут не в состоянии учесть истинные издержки и истинную ценность этих альтернатив в процессе принятия решений7.

б) То, что руководящий орган неизбежно отделен от социального процесса постоянной пеленой неведения, сквозь которую можно различить только наиболее очевидные и заметные детали, всегда заставляет его сосредоточиться на достижении своих целей экстенсивными и волюнтаристскими методами. "Волюнтаристский" означает то, что орган власти рассчитывает достичь своих целей с помощью воли к принуждению в чистом виде, выраженной в приказах. "Экстенсивный" означает, что для того, чтобы измерить и оценить реализацию этих целей, используются только те параметры, которые легче всего определить, выразить и передать. Иными словами, руководящий орган интересуют исключительно статистические, количественные параметры, которые не учитывают или не могут учесть субъективных и качественных нюансов, являющихся наиболее ценной и важной частью рассеянной по человеческим умам практической информации.

Таким образом, разрастание массива статистики и чрезмерная склонность к ее использованию тоже является одной из особенностей социализма, и совершенно неудивительно, что слово "статистика" происходит как раз от термина, обозначающего принцип организации институционального принуждения.

в) Когда систематическое генерирование неверной информации ведет к широкому распространению безответственного поведения, а властный орган принуждения реализует свои цели волюнтаристскими и экстенсивными способами, из этого возникают трагические последствия для окружающей среды. Как правило, уничтожение окружающей среды будет происходить именно в тех географических областях, где больше всего социализма (то есть там, где на свободу предпринимательства наложены наибольшие ограничения), и чем универсальнее и масштабнее вмешательство органа принуждения, тем страшнее будут его последствия для окружающей среды8.

Эффект разложения

Социализм имеет свойство разлагать, или искажать, ту энергию предпринимательства, которая проявляется в любой человеческой деятельности. Словарь Королевской Академии испанского языка дает глаголу corromper определение "портить, развращать, наносить ущерб, разлагать, растлевать, уничтожать или деформировать"9; кроме того, в словаре специально отмечается, что эта порча относится в основном к социальным институтам, под которыми понимаются шаблоны поведения. Разложение является одним из наиболее типичных и фундаментальных последствий социализма, потому что социализм систематически деформирует процесс, посредством которого в обществе создается и распространяется информация.

a) Во-первых, управляемые или испытывающие принуждение человеческие существа вскоре делают предпринимательское открытие: шансы достичь цели повышаются, если, вместо того, чтобы пытаться находить случаи социальной рассогласованности и заниматься их координацией, используя предоставляемые ими возможности для извлечения прибы-ли, люди посвятят свое время, усилия и свойственную им смекалку тому, чтобы повлиять на процесс принятия решений органом власти. Таким образом, впечатляющий запас человеческого хитроумия - тем более впечатляющий, чем больше социализма - будет тратиться на придумывание все более и более действенных способов оказать влияние на орган власти в реальной или иллюзорной надежде получить преимущества для себя. Следовательно, социализм не просто мешает каждому из членов общества научиться подстраивать свое поведение под поведение других членов общества - он также создает колоссальный стимул для попыток различных индивидов и групп повлиять на орган власти, чтобы посредством его приказов силой получить персональные привилегии или преимущества за счет остальных членов общества. Соответственно, стихийный и способный к самокоординации социальный процесс искажается и подменяется процессом борьбы за власть, в ходе которого систематическое насилие и конфликт различных индивидов и социальных групп, добивающихся власти или влияния, становятся лейтмотивом жизни в обществе. Таким образом, в социалистической системе люди теряют привычку поступать морально (то есть в соответствии с обычаями и принципами); их личности и поведение постепенно меняются, становясь все более и более аморальными (то есть независящими от принципов) и агрессивными10.

б) Во-вторых, мы сталкиваемся с другим проявлением разлагающего эффекта социализма, когда те группы людей, которые не смогли завладеть властью, вынуждены тратить большую часть своего предпринимательского хитроумия и своей предпринимательской активности на попытки смягчить последствия особенно жестких и разрушительных для них приказов или избежать их, наделяя привилегиями, преимуществами, а также некоторыми благами и услугами тех людей, которые отвечают за исполнение и контроль этих приказов. Такое искажение носит защитный характер, так как оно действует как "предохранительный клапан", позволяя несколько смягчить тот ущерб, который социализм приносит обществу. Оно может иметь позитивные последствия, обеспечивая людям возможность поддерживать некоторые минимальные согласованные социальные связи даже в условиях самой радикальной социалистической агрессии. В любом случае, как ясно показывает Кирцнер, искажение, или деформация, предпринимательства всегда остается поверхностным и избыточным11.

в) В-третьих, члены руководящего органа, то есть та более или менее организованная группа, которая систематически осуществляет принуждение, тоже будут склонны использовать свои предпринимательские способности и свое хитроумие извращенным образом. Их главной задачей будет удерживать власть, оправдывая свою политику принуждения перед остальными членами общества. Детали и конкретные особенности коррупционной активности тех, кто находится у власти, будут зависеть от конкретного типа социализма (тоталитарного, демократического, консервативного, сциентистского и т.п.). В данный момент мы хотим подчеркнуть, что деформированная предпринимательская активность тех, под чьим контролем находится руководящий орган, будет создавать ситуации, в которых эта власть сможет расти, распространяться и выглядеть оправданной12. Так, например, те, кто находится у власти, будут поощрять возникновение привилегированных групп интересов, поддерживающих власть в обмен на выгоды и привилегии, которые она им предоставляет. Кроме того, любой социалистический режим обычно злоупотребляет политической пропагандой, которую он использует для идеализации последствий влияния приказов руководящего органа на социальный процесс, настаивая на том, что отсутствие такого вмешательства приведет к чрезвычайно негативным последствиям для общества. Систематический обман населения, искажение фактов, фабрикация кризисов ради того, чтобы убедить общественное мнение в том, что данная структура власти необходима и ее следует сохранять и укреплять, и т.п. - все это типичные проявления того порочного и разлагающего влияния, которое социализм оказывает на собственные руководящие органы и учреждения13. Кроме того, эти проявления будут общими и для высших властей, принимающих решения и отвечающих за институциональную агрессию, и для промежуточных бюрократических органов, необходимых для того, чтобы издавать приказы и следить за их выполнением. Эти вспомогательные бюрократические организации обычно имеют тенденцию расширяться, искать поддержку групп интересов и создавать искусственную потребность в собственном существовании, преувеличивая "благо творные" результаты своего вмешательства и систематически скрывая его негативные эффекты.

Наконец, становится очевидным мегаломаниакальный характер социализма. Бюрократические организации не прос-то склонны к неограниченному расширению - те, кто контролирует их, также инстинктивно пытаются воспроизвести макроструктуры этих организаций в обществе, на которое направлены их действия, и под многочисленными ложными предлогами силовым образом инициируют создание все более крупных подразделений, организаций и фирм. Причин, побуждающих их к этому, две: во-первых, они инстинктивно верят, что такие структуры облегчают контроль за исполнением поступающих сверху приказов; во-вторых, такие структуры дают бюрократическим властям ложное чувство безопасности в отношении настоящих предпринимательских усилий, которые всегда возникают в результате индивидуалистического по своей сути творческого микропроцесса14.

Подпольная, или "теневая", экономика

Другим типичным следствием социализма является то, что он запускает неумолимую социальную реакцию, в ходе которой различные действующие субъекты, насколько им это удается, систематически не подчиняются приказам руководящего органа, предпринимая действия и вступая во взаимодействия вне той "правильной" рамки, на создание которой направлены приказы. Таким образам, за спинами тех, кого руководящий орган считает "правильными", начинается целый социальный процесс, который показывает до какой степени институциональное принуждение обречено на неудачу в долгосрочной перспективе из-за того, что оно противоречит фундаментальной сути человеческой деятельности.

Поэтому часто у власти нет иного выбора, как править, неявно мирясь с "неправильными" социальными процессами, которые существуют рядом с построенными по ее указанию окостеневшими структурами. Соответственно, возникновение скрытой, "теневой", "неправильной", подпольной экономики (или общества) представляет собой неотъемлемую черту социализма, которая проявляется во всех без исключения сферах, где есть принуждение, и масштаб этой черты зависит от уровня принуждения. Основные особенности коррупции и подпольной экономики в странах реального социализма и в странах со смешанной экономикой одни и те же. Единственное различие состоит в том, что в странах со смешанной экономикой коррупция и подпольная экономика присутствуют исключительно в тех областях социальной жизни, куда вмешивается государство15.

Отставание в социальном (экономическом, технологическом, культурном) развитии

a) Социализм заведомо предполагает атаку на человеческую способность к творчеству и, соответственно, на общество и на развитие цивилизации. Действительно, в той степени, в какой свободная человеческая деятельность насильно ограничена приказами, люди не могут создавать и находить новую информацию, что блокирует развитие цивилизации. Иными словами, социализм подразумевает систематическое воздвижение барьеров на пути свободного взаимодействия людей, и эти барьеры останавливают развитие общества. Этот эффект ощущается во всех областях развития общества, а не только в экономике. Одной из наиболее характерных особенностей социалистической системы является сопротивление новшествам и низкие темпы внедрения современных технологических инноваций; вследствие этого социалистические режимы всегда отстают от своих конкурентов в сфере развития и практического применения новых технологий16. Это происходит несмотря на то, что социалисты, в свойственной им экстенсивной и волюнтаристской манере, стремятся форсировать технологическое развитие общества, отдавая приказы и создавая претенциозные институты и советы по научным исследованиям и планированию будущего развития новых технологий. Однако само создание таких бюрократических учреждений для развития инноваций представляет собой очевидное и однозначное доказательство того, что в системе заблокирована возможность научного и технологического развития. Дело в том, что невозможно запланировать будущее развитие знания, если оно еще не было создано и к тому же может возникнуть исключительно при условии предпринимательской свободы, которую нельзя учредить приказом.

б) Эти замечания относятся к любой сфере, где происходит стихийное и постоянное социальное развитие или эволюция. В частности, мы имеем в виду культуру, искусство и язык, а в общем - все сферы, где имеет значение стихийная эволюция и свободное развитие социальных обычаев и привычек. Культура - это просто стихийный итог социального процесса, в ходе которого взаимодействует множество людей, и каждый из них вносит в нее небольшой вклад своим личным опытом, воображением и творчеством. Если власти применяют к этому процессу систематическое принуждение, они калечат и расстраивают его, если не останавливают совсем. (И снова власть будет стремиться выглядеть инициатором импульсов культурного развития, учреждая всевозможные агентства, министерства, советы и комиссии, и поручая им поддерживать и "стимули ровать" "развитие" культуры с помощью приказов17.)

в) Эволюция и развитие новых социальных привычек также чрезвычайно важны потому, что они учат людей, как вести себя по отношению к возникающим в процессе социального развития новым обстоятельствам, товарам, услугам и пр. Нет ничего более трагического, чем общество, стагнирующее из-за институциональной агрессии против взаимодействия между его членами, то есть из-за насилия, которое препятствует процессу обучения, необходимому для реакции на новые обстоятельства и максимально эффективного использования новых, постоянно возникающих возможностей18.

Деградация традиционных представлений о законе и порядке. Моральный распад, порождаемый социализмом

a) Возможность существования социального процесса, приводимого в движение энергией предпринимательства, обеспечивается набором традиционных правил, которые, как и многое другое, возникают из предпринимательства. Эти поведенческие привычки составляют субстанцию, или содержание, частного договорного и уголовного права, при том, что их никто намеренно не проектировал. Они представляют собой эволюционные институты, возникшие в результате накопления практической информации, которую вкладывало в них огромное множество людей в течение очень длительного периода времени. С этой точки зрения, право (закон) состоит из ряда материальноправовых законов и норм, которые носят общий (в равной степени распространяются на всех) и абстрактный (устанавливают лишь общую рамку для поведения человека, не задавая никакого конкретного результата для социального процесса) характер.

Поскольку социализм основан на институционализированной, систематической агрессии (в виде принудительных распоряжений или приказов) против человеческой деятельности, он приводит к исчезновению описанного выше традиционного понятия закона и его замене подложным "законом", составленным из массы административных распоряжений, инструкций и приказов, подробно устанавливающих, как именно должен вести себя каждый человек. Таким образом, по мере того как социализм распространяется и развивается, законы в традиционном смысле перестают быть для людей руководством к действию, и эту роль присваивают себе принудительные распоряжения или приказы, исходящие от органа власти (который может как быть, так и не быть демократически избранным; это значения не имеет). Так область практического применения закона постепенно сводится к тем публичным или теневым сферам жизни, на которые социалистический режим не влияет прямо и глубоко.

Кроме этого, возникает очень важный дополнительный эффект: когда люди теряют мерку, которой является материальное право, их личности начинают меняться в результате того, что они избавляются от привычки приспосабливаться к общим абстрактным нормам; соответственно люди все хуже и хуже усваивают традиционные нормы поведения и все меньше и меньше подчиняются им. На самом деле, учитывая, что в одних случаях для того, чтобы выжить, человеку необходимо уклоняться от выполнения приказов, а в других это означает успех предпринимательства того искаженного и порочного типа, который всегда сопутствует социализму, население в целом начинает оценивать нарушения правил в большей степени как похвальные проявления человеческого хитроумия, достойные подражания и поощрения, чем как покушение на систему норм и угрозу для общества. Следовательно, социализм побуждает людей нарушать закон, лишает закон содержания и калечит его, совершенно дискредитируя в глазах общества; в результате граждане полностью теряют уважение к закону.

б) Деградация понятия закона, о которой мы только что говорили, всегда сопровождается параллельным разложением понятия справедливости (в том числе справедливого суда) и его применения. Справедливый суд в традиционном смысле слова состоит в равном применении к каждому человеку абстрактных материально-правовых норм поведения, составляющих частное и уголовное право. Следовательно, Фемида не зря изображается с повязкой на глазах, потому что юстиция, прежде всего, действительно должна быть слепа, в том смысле, что на применение законов не должны оказывать влияние ни дары богатых, ни слезы бедных19. Поскольку социализм систематически извращает традиционное понятие закона, он также модифицирует и традиционное представление о справедливости. Действительно, в социалистической системе "справедливость" по большому счету состоит в произвольном решении руководящего органа, основанном более или менее на эмоциональном впечатлении его членов от конкретного "окончательного результата" социального процесса, который, как они считают, они чувствуют и который дерзко пытаются организовать сверху посредством приказов. Таким образом, объектом оценки являются не поступки людей, а субъективно воспринимаемый "результат" этих поступков с точки зрения фиктивной "справедливости", к которой добавляется эпитет "социальная", чтобы сделать ее привлекательнее для тех, кто вынужден ее выносить20. С точки зрения традиционной справедливости, нет ничего несправедливее, чем социальная "справедливость", ведь она основана на мнении, впечатлении или оценке "результатов" социальных процессов и не зависит от конкретного поведения каждого человека с точки зрения традиционного закона21. Роль судьи в традиционном праве - чисто интеллектуальная: он не должен поддаваться своим эмоциям или собственному мнению о том, какое влияние приговор окажет на обе стороны процесса. Если, как это происходит при социализме, беспристрастное применение закона затруднено, а принятие юридических решений, основанных на более или менее субъективных эмоциональных впечатлениях, разрешено, то вся определенность закона исчезает, и вскоре люди начинают понимать, что достаточно произвести благоприятное впечатление на судью, чтобы получить юридическую защиту любого своего желания. Соответственно, создается очень сильный стимул для судебных тяжб, и в сочетании с хаосом, который производит куча все более путаных и противоречивых приказов, это перегружает судей до такой степени, что их работа становится все более тяжелой и неэффективной. И так продолжается этот процесс прогрессирующего распада; он прекращается только с исчезновением юстиции в традиционном смысле и превращением судей в обыкновенных бюрократов на службе у властей, которые контролируют исполнение отдаваемых ими приказов. На следующих страницах представлена систематическая таблица, где мы перечисляем наиболее значимые различия между стихийным процессом, основанным на предпринимательстве и свободном взаимодействии людей, и системой организации, основанной на институциональном принуждении (социализмом). В таблице мы отмечаем противоположный эффект, который они оказывают на концепции и практику права и справедливости.

в) Другая типичная черта социализма - это утрата привычки приспосабливать свое поведение к общим стандартам, сформировавшимся в результате традиции, к стандартам, чья ключевая роль в социуме не может быть до конца понята ни одним отдельным человеком. Мораль ослабевает на всех уровнях и даже исчезает, ее заменяет отражение мистического подхода руководящего органа к социальной организации, и этот мистицизм склонен воспроизводиться на уровне поведения каждого человека. Таким образом, в сфере достижения целей типичная для социализма склонность выдавать желаемое за действительное господствует и на уровне отдельного индивида; персональные цели человека обычно бывают продиктованы капризом и реализуются посредством "прика зов", которые отдают ему его желания и инстинкты, а не вытекают из человеческого взаимодействия в рамках, установленных законом и моралью.

Выдающимся примером морального распада, порождаемого социализмом, был лорд Кейнс, один из главных вдохновителей систематического принуждения и интервенционизма в денежной и фискальной сфере. Кейнс объяснял свою "мораль ную" позицию следующим образом: "Мы совершенно отказывались признавать своим личным долгом подчинение общепринятым правилам поведения, считая, что у нас есть право самостоятельно, сообразуясь с обстоятельствами, принимать решение в каждом отдельном случае, а также что нам хватает мудрости, опыта и самоконтроля, чтобы действовать успешно. Это было очень важной частью наших убеждений, которую мы защищали яростно и агрессивно, и для внешнего мира это было нашей самой заметной и опасной чертой. Мы полностью отвергли традиционные моральные нормы, обычаи и традиционный здравый смысл. Иными словами, мы были имморалистами в самом строгом смысле этого слова: Мы не признавали никаких моральных обязательств, не признавали обязанности приспосабливаться или подчиняться: Что касается меня, поздно уже что-либо менять, я был и навсегда останусь имморалистом"22.

Итак, социализм выглядит одновременно и как естественный продукт ложного, преувеличенного рационализма, так называемого "Просвещения", и как результат проявления самых низких и наиболее атавистических инстинктов и страстей человека. Действительно, веря в неограниченные возможности человеческого разума, наивные рационалисты, подобно Кейнсу, Руссо и огромному числу других, бунтуют против тех институтов, обычаев и моделей поведения, которые делают возможным социальный порядок, по определению не могут быть полностью рационализированы и безответственно именуются подавляющими и угнетающими социальными традициями. Парадоксальным результатом такого "обожествле ния" человеческого разума становятся уничтожение моральных принципов, правил и норм поведения, которые позволяли цивилизации развиваться, и неизбежное возвращение человека, который нуждается в этих жизненно важных ориентирах и нормах, в плен наиболее атавистических и примитивных страстей23.

Разница между свободным социальным взаимодействием и социализмом - сравнительная таблица

Стихийный СОЦИАЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС основанный на предпринимательстве (свободное социальное взаимодействие)
СОЦИАЛИЗМ (систематическая институциональная агрессия против предпринимательства и человеческой деятельности)
1) Социальная координация происходит стихийно, благодаря предпринимательству, постоянно находящему и устраняющему случаи социальной рассогласованности, так как они воспринимаются как возможности для извлечения прибыли. (Стихийный порядок)
1) Делаются попытки навязать социальную координацию сверху посредством принудительных указаний, приказов и инструкций, которые исходят от властей. (Организованная иерархия - от hieras, священный, и archein, править)
2) Главный персонаж в процессе - человек, который действует и осуществляет творческое предпринимательство.
2) Главный персонаж - лидер (демократический или нет) и государственный чиновник - тот, кто действует в соответствии с административными указаниями и инструкциями, исходящими от властей)
3) Социальное взаимодействие основано на договоре, участники которого обмениваются товарами и услугами согласно нормам материального права. (Закон)
3) Социальное взаимодействие основано на господстве; некоторые люди приказывают, а остальные - подчиняются. При "социальной демократии" "большинство" подавляет "меньшинство".
4) Господствует традиционная, материально-правовая концепция закона, понимаемого как абстрактное, общее правило, которое применяется в равной степени ко всем вне зависимости от конкретных обстоятельств.
4) Господствуют приказы и инструкции, которые, несмотря на то, что они выглядят как формальные законы, представляют собой специфические, конкретные директивы, приказывающие людям делать конкретные вещи в конкретных обстоятельствах и не распространяются в равной степени на всех.
5) Законы и институты, делающие возможным социальный процесс, не были созданы сознательно, а эволюционирова-ли из обычаев; они включают огромный объем практического опыта и информации, аккумулировавшихся на протяжении многих поколений.
5) Приказы и инструкции сознательно издаются органами власти; они крайне несовершенны и ненадежны в силу неустранимого неведения властей в отношении общества.
6) Стихийный процесс делает возможным социальный мир, поскольку каждый человек использует в рамках закона преимущества своих практических знаний и стремится достичь своих собственных частных целей с помощью мирного сотрудничества с другими, а также стихийно приспосабливая свое поведение к поведению других людей, преследующих свои собственные цели.
6) Одна цель (один набор целей) должен господствовать и навязывается всем посредством системы приказов. Это приводит к неразрешимому, бесконечному социальному конфликту и насилию, которые препятствуют социальному миру.
7) Свобода понимается как отсутствие принуждения и агрессии (институциональной и несистематической).
7) "Свобода" понимается как способность достигать конкретных, желанных в данный момент целей (посредством простого акта воли, приказа или каприза).
8) Доминирует традиционная концепция справедливости, а значит, закон в материально-правовой форме применяется в равной степени ко всем, вне зависимости от конкретных результатов социального процесса. Единственное гарантированное равенство - это равенство перед законом; его обеспечивает система юстиции, слепая к конкретным различиям между людьми.
8) Доминирует ложное чувство "справедливости результата" или "социальной справедливости", иными словами, равенства результатов социального процесса, вне зависимости от поступков (вне зависимости от их правильности с точки зрения традиционного права) его участников.
9) Господствуют абстрактные, экономические и коммерческие отношения. Ложные концепции "лояльности", "солидарности" и "иерархии" не играют никакой роли. Каждый человек контролирует собственное поведение, основываясь на материально-правовых нормах, и является участником всеобщего социального порядка, где нет ни "друзей", ни "врагов", ни "ближних", ни "дальних" - есть только множество людей, с большинством из которых он незнаком и с которыми он ко взаимному удовлетворению взаимодействует, используя все более и более масштабные и сложные средства (истинное значение слова "солидарность")
9) В социальной жизни преобладает политическое, а основные связи носят "племенной" характер: а) лояльность к группе и вождю; б) уважение к иерархии; в) помощь знакомым "собратьям" и забывчивость или даже презрение по отношению к "другим", более или менее незнакомым людям, которые являются членами других "племен"; им не доверяют и считают их "врагами" (ложное и близорукое представление о солидарности)

Социализм как "опиум народа"

Наконец, у социализма есть системный эффект, состоящий в том, что он препятствует гражданам обнаружить те негативные последствия, к которым он приводит. В силу самой своей природы социализм мешает появлению значимой информации, необходимой для того, чтобы подвергнуть его критике или устранить. Когда людей насильственно удерживают от свободной творческой деятельности, они даже не понимают, какие возможности для творчества теряют в пронизанной принуждением институциональной среде, в которую погружены их жизни.

Как утверждает пословица: "С глаз долой - из сердца вон"24. Tаким образом, возникает нечто вроде миража, побуждающего некоторых людей отождествлять орган принуждения с теми благами и услугами, которые считаются самыми важными для жизни и которые предоставляет этот орган. В умы людей даже не закрадывается мысль о том, что несовершенный результат, достигнутый посредством приказов, мог бы быть куда более творческим, успешным и высоким, если бы был итогом свободной, предпринимательской человеческой деятельности. В результате распространяются самодовольство, цинизм и пассивность. Только подпольная экономика и информация о том, что происходит при других, относительно менее социалистических системах правления, способны запустить механизмы гражданского сопротивления, необходимые для демонтажа - посредством социального развития или революции - организованной институциональной системы принуждения, направленной против людей. Кроме того, социализм, как любой наркотик, вызывает "зависимость" и симптомы "ригидности"; как мы виде-ли, власти стремятся оправдать увеличение дозы принуждения, и для людей, которые впали в зависимость от нее, система делает возвращение к предпринимательским обычаям и моделям поведения, не основанным на принуждении, очень мучительным и тяжелым25.

Заключение: антисоциальная сущность природы социализма

Становится очевидно, что нет ничего более антисоциального, чем социализм. Наш теоретический анализ выявил, каким образом в моральной сфере социализм разрушает принципы, то есть нормы поведения, которые необходимы для поддержания ткани общества, дискредитируя закон (при этом происходит подмена этого понятия) и поощряя его нарушения, а также избавляясь от справедливости (включая систему правосудия) в ее традиционном смысле. В политической сфере социализм неизбежно скатывается к тоталитаризму, поскольку систематическое принуждение имеет тенденцию проникать во все уголки и закоулки общества, уничтожая свободу и личную ответственность. В материальном отношении социализм серьезно препятствует производству товаров и услуг, затрудняя таким образом экономическое развитие. В культурном отношении социализм сковывает творческие возможности, мешая развитию и усвоению новых моделей поведения и вмешиваясь в процесс открытия и введения в оборот культурных новаций. В сфере науки социализм представляет собой интеллектуальное заблуждение, вытекающее из веры в неограниченные возможности человеческого разума, и, следовательно, в то, что возможно получить информацию, необходимую для улучшения общества, путем принуждения26. Итак, социализм является по сути античеловеческим и антисоциальным, так как он основан на систематическом принуждении, направленном против самого сокровенного, что есть у человека: его способности к свободной и творческой деятельности.

1 Так называется последняя работа Хайека: Fatal Conceit: The Errors of Socialism, The Collected Works of F. A. Hayek, ed. W. W. Bartley III (Chicago: University of Chicago Press, 1989) [Хайек Ф. А. Пагубная самонадеянность: ошибки социализма. М.: Новости, 1992]. Сам Хайек в интервью Карлосу РодригесуБрауну сказал об этой книге, что самым главным для него было показать, как "нагло и самонадеянно считать, что человек знает достаточно, чтобы организовать жизнь в обществе, которая на самом деле есть результат процесса, использующего рассеянную информацию миллионов людей. Думать, что мы в состоянии планировать этот процесс - полнейший абсурд". См.: Revista de Occidente, no. 58 (March 1986): 124-135.

2 F. A. Hayek, Rules and Order, vol. 1 of Law, Legislation and Liberty, 2: 35-54 [Хайек. Право, законодательство и свобода. С. 53-72] и Jose Ortega y Gasset, Mirabeau o el Politico, vol. 3 of Obras Completas (Madrid: Revista de Occidente, 1947), 603.

3 См. второе значение слова totalitarismo в Словаре испанского языка Королевской Академии.

4 Даже такой проницательный исследователь, как Майкл Поланьи, совершил типичнейшую ошибку, сочтя эти эксперименты с планированием относительно безобидными по той причине, что они не могут дать практических результатов; однако он не заметил того значительного ущерба для социальной координации, к которому приводят попытки внедрить утопические программы социальной инженерии. См.: Michael Polanyi, The Logic of Liberty, 111. Те, кто руководит органами принуждения, не в состоянии понять, почему, несмотря на все их усилия, социальная инженерия не работает или работает все хуже - и в итоге они часто впадают в лицемерие или отчаянье, приписывая неблагоприятное развитие событий либо божественному провидению, как сделал граф-герцог Оливарес, либо "отсутствию помощи со стороны гражданского общества и его злонамеренности", как заявил Фелипе Гонсалес в своей речи по случаю Дня Конституции 6 декабря 1991 г. в мадридском Университете Карлоса III.

5 Возможно, первым, кто обнаружил этот саморазрушительный итог институционального принуждения, был Ойген фон БёмБаверк в статье: Eugen von Bohm-Bawerk, "Macht oder okonomisches Gesetz?" Zeitschrift fur Volkswirtschaft, Sozialpolitik und Verwaltung (Vienna) 23 (December 1914): 205-271. В 1931 г. Дж. Р. Мез перевел ее на английский язык: "Control or Economic Law?" in Shorter Classics of Eugen von Bohm-Bawerk, vol. 1 (South Holland, Illinois: Libertarian Press, 1962), 139-199. В частности, на с. 192 английского издания читаем: ":любая ситуация, созданная средствами "власти", может снова ввести в игру эгоистические мотивы, препятствующие ее стабильности". Позже этой темой занимался Людвиг фон Мизес в работе Kritik des Interventionism: Untersuchungen zur Wirtschaftspolitik und Wirtschaftsideologie der Gegenwart (Jena: Gustav Fischer, 1929) (Mises, A Critique of Interventionism (New York: Arlington House Publishers, 1977). Мизес делает вывод, что "любые типы вмешательства в деятельность рынка не просто не достигают тех целей, которые имели в виду их авторы и сторонники, но приводят к такому положению дел, которое - с точки зрения оценок их авторов и сторонников - менее желательно по сравнению с предыдущим положением дел, изменить которое они были пред назначены". Также стоит специально отметить более позднюю работу: M. N. Rothbard, Power and Market: Government and the Economy (Menlo Park, California: Institute for Humane Studies, 1970) [Ротбард М. Власть и рынок: Государство и экономика. Челябинск: Социум, 2003. 2-е изд. 2008]. Однако, по нашему мнению, наиболее правильным является подход, который избрал Израэль Кирцнер в блестящей статье: Israel M. Kirzner, "The Perils of Regulation: A Market Process Approach" in Kirzner, Discovery and the Capitalist Process, 119, 149.

6 Для обозначения этой особенности социализма - принятия на всех уровнях решений, не ограниченных надлежащим образом соображениями издержек, Янош Корнаи придумал термин "мягкие бюджетные ограничения". Хотя этот термин получил некоторое распространение, нам кажется, что он чересчур фокусируется на наиболее очевидных проявлениях этой фундаментальной проблемы (невозможности порождения информации, необходимой для калькуляции издержек, в отсутствие свободного предпринимательства), и что это привело многих исследователей к неправомерному пренебрежению этой проблемой или недостаточному вниманию к ней. См.: Janos Kornai, Economics of Shortage (Amsterdam: North Holland, 1980) [Корнаи Я. Дефицит. М.: Экономика, 1990]. Позже, однако, Корнаи удалось сформулировать свою теорию в терминах предпринимательства, продемонстрировав тем самым, что он наконец полностью понял суть австрийской позиции в отношении планирования. См.: Janos Kornai, "The Hungarian Reform Process: Visions, Hopes and Reality," Journal of Economic Literature 24 (December 1986), переиздано в: Visions and Reality: Market and State (London: Harvester, 1990), 156-157. На эту тему см. также работы Яна Винецкого, особенно: Jan Winiecki, The Distorted World of Soviet-Type Economics (London: Routledge, 1988 and 1991) и Idem., Economic Prospects East and West: A View from the East (London: CRCE, 1987).

7 Мы считаем действие "ответственным", когда тот, кто его предпринимает, учитывает издержки, которые он и другие связанные с ним люди несут в результате этого действия. Издержки - это субъективная ценность, которую человек приписывает тому, от чего он отказывается ради своей деятельности, и их может корректно оценить только тот, кто обладает необходимой субъективной и неявной практической информацией о своих личных обстоятельствах и об обстоятельствах тех людей, с которыми он взаимодействует. Если из-за того, что свободное предпринимательство не разрешено (ситуация систематического принуждения) или из-за того, что соответствующие права собственности плохо определены и защищены (ситуация несистематического принуждения), такую практическую информацию нельзя создать или передать, человек не в состоянии оценить издержки и склонен действовать безответственно. О концепции ответственности см.: Garret Hardin, "An Operational Analysis of Responsibility" in Managing the Commons, ed. Garret Hardin and John Baden (San Francisco: W. H. Freeman, 1977), 67. Типичная для социализма безответственность становится причиной того, что при социалистическом режиме феномен "трагедии общинных выгонов" распространяется на все сферы общества, где он возможен. (См.: M. Rothschild, Bionomics [New York: Henry Holt, 1990], ch. 2).

8 Квазирелигиозное почитание статистики восходит к самому Ленину, который писал: "Мы должны понести [статистику] в массы, популяризовать ее, так чтобы трудящиеся постепенно учились сами понимать и видеть, как и сколько надо работать:" Перевод сделан с работы Die nachsten Aufgaben der Sowjetmacht (Berlin, 1918), процитированной Хайеком в: F. A. Hayek, Collectivist Economie Planning (Clifton: Augustus M. Kelley, 1975), 128 [Ленин В. И. Очередные задачи советсткой власти // Ленин В. И. Полн. сор. соч. 5-е изд. Т. 36. С. 192]. О перепроизводстве статистики в результате интервенционизма и о связанных с этим серьезным социальным ущербом, издержками и неэффективностью см.: Stephen Gillespie, "Are Economic Statistics Overproduced?" Public Choice 67, no. 3 (December 1990): 227-242. О социализме и его влиянии на окружающую среду см.: T. L. Anderson and D. R. Leal, Free Market Environmentalism (San Francisco: Pacifi c Research Institute for Public Policy, 1991).

9 "Echar a perder, depravar, danar, pudrir, pervertir, estragar o viciar." Real Academia Espanola de la Lengua, Diccionario, s. v. "corromper."

10 Вероятно, лучше всех коррумпирующий эффект социализма описал Ганс-Герман Хоппе: "Перераспределение шансов на приобретение дохода должно приводить к тому, что все больше людей начинают использовать агрессию для достижения личного удовлетворения и/или к тому, что все больше людей становятся агрессивными, то есть переключаются с неагрессивных ролей на агрессивные, что постепенно приводит к личностным изменениям; эта перемена в структуре морального характера общества, в свою очередь, приводит к очередному сокращению уровня инвестиций в человеческий капитал". См.: Hoppe H. - H., A Theory of Socialism and Capitalism (London: Kluwer Academic Publishers, 1989), 16-17. См. также мою статью: "El Fracaso del Estado Social," in ABC (April 8, 1991): 102-103. Другой признак разлагающего влияния социализма - это общий рост "социального спроса" на принудительные распоряжения государства и государственное регулирование, возникающий из комбинации следующих факторов: 1) желания каждой отдельной группы интересов добиться привилегий за счет остальных членов общества; 2) абсурдной и наивной веры в то, что усиление регулирования сможет уменьшить всеобщую, господствующую повсюду правовую неопределенность, связанную с ростом и запутанностью паутины противоречащих друг другу законодательных актов; и 3) деградацией понятия о личной ответственности, что субъективно и бессознательно усиливает покорность государственному патернализму и чувство зависимости от властей.

11 См.: Israel M. Kirzner, "The Perils of Regulation: A Market Process Approach" in Discovery and the Capitalist Process, 144, 145. При социалистическом режиме связи (блат) являются жизненной необходимостью - и потому, что людям нужно влиять на орган принуждения, одновременно, по крайней мере внешне, демонстрируя подчинение его приказам, и потому, что власть принимает крайне произвольные и деспотические решения. На практике, чем более интервенционистской является система, тем более необходимым и важным становится блат, и тем больше сфер в жизни общества он затрагивает (это именно те сферы, где уровень вмешательства наиболее высок). Люди полагаются на личные связи в ущерб типичным для свободного мира видам взаимодействия, более абстрактным и безличным, где, соответственно, вопрос знакомства отходит на задний план, подчиняясь главной задаче - реализации собственных целей посредством максимально возможного удовлетворения интересов других людей в том виде, как их выявляет рынок. Кроме того, попытки завоевать расположение власти и сервильность, которая с этим связана, часто по-рождают своего рода "стокгольмский синдром", когда у жертвы принуждения поразительным образом возникают "понимание" и чувство товарищества по отношению к тем, кто применяет против нее институциональное принуждение и препятствует ей в свободной реализации ее врожденного творческого потенциала.

12 См.: Thomas J. DiLorenzo, "Competition and Political Entrepreneurship: Austrian Insights into Public Choice Theory" in The Review of Austrian Economics, vol. 2, 59-71. Хотя мы считаем вклад школы общественного выбора в анализ проблемы функционирования бюрократии и политических органов, отвечающих за институциональное принуждение, очень существенным, мы согласны с Дилоренцо, что до сих пор серьезной слабостью подхода этой школы была его чрезмерная зависимость от методологии неоклассической экономической теории, то есть использование формальных инструментов, характерных для экономического анализа равновесия, чрезмерно статичного по своей сути, и неспособность полностью признать динамический анализ, основанный на теории предпринимательства. Введение концепции предпринимательства приводит нас к заключению, что принудительная институциональная активность извращена гораздо, гораздо больше, чем традиционно считала школа общественного выбора. Эта школа в целом не обращала внимания на способность руководящего органа, действуя предпринимательски, создавать искаженные, разлагающие действия и стратегии, которые являются новыми и более эффективными, чем старые. Изложение главных достижений школы общественного выбора в этой области см.: William Mitchel, The Anatomy of Government Failures (Los Angeles: International Institute of Economic Research, 1979); J. L. Migue and G. Belanger, "Toward a General Theory of Managerial Discretion," Public Choice, no. 17 (1974): 27-43; William Niskanen, Bureaucracy and Representative Government (Chicago: Adine-Atherton Press, 1971); Gordon Tullock, The Politics of Bureaucracy (Washington D.C.: Public Affairs Press, 1965); см. также первопроходческий труд: Ludwig von Mises, Bureaucracy (New Rochelle, New York: Arlington House, 1969) [Мизес Л. фон. Бюрократия. Челябинск: Социум, 2006]. Я кратко пересказал упомянутые источники в своей статье: "Derechos de propiedad y gestion privada de los recursos de la naturaleza," Cuadernos del Pensamiento Liberal (Madrid: Union Editorial), no. 2 (March 1986): 13-30, переиздано в: Huerta de Soto, Estudios de Economia Politica (Madrid: Union Editorial, 1994), 229-249.

13 Именно потому, что социализм порождает коррупцию и аморальность, к власти при нем обычно будут приходить самые коррумпированные, аморальные и беспринципные личности, то есть те, кто имеет самый большой опыт нарушения закона, применения насилия и успешного обмана людей. История неоднократно подтверждала этот принцип в самых разных обстоятельствах, и в 1944 г. Хаейк подробно проанализировал его в 10 главе ("Почему к власти приходят худшие?") "Дороги к рабству": F. A. Hayek, The Road to Serfdom (Chicago: The University of Chicago Press, 1972 edition), 134-152 [Хайек Ф. Дорога к рабству. М.: Новое издательство, 2006. С. 141-155]; испанский перевод Хосе Вергары, Camino de Servidumbre, Libros de Bolsillo, no. 676 (Madrid: Alianza Editorial, 1978). Название El Camino hacia la Servidumbre ("Дорога к рабству", а не "Дорога рабства", как у Вергары) кажется мне более подходящим. Его предложил Валентин Андрес Альварес в своей рецензии 1945 года на книгу Хайека (Valentin Andres Alvarez, "El Camino hacia la Servidumbre del Profesor Hayek," Moneda y Credito, no. 13 [June 1945]; переиздано в качестве главы 2 сборника Libertad Economica y Responsabilidad Social, выпущенного в честь столетия со дня рождения Валентина Андреса Альвареса. [Madrid: Centro de Publicaciones del Ministerio de Trabajo y Seguridad Social, 1991], 69-86); в атмосфере политической нетерпимости Испании того времени автор чуть было не поплатился за эту рецензию местом профессора в Мадриде.

14 Jean-Francois Revel, El estado megalomano (Madrid: Planeta, 1981). Согласно Камило Хосе Селе, лауреату Нобелевской премии по литературе за 1989 г., "государство порвало с природой; теперь оно выше стран, выше крови, выше языка. Левиафан раскрыл пасть, чтобы пожрать человечество. Тысячи шестеренок государства кишат его прислужниками, похожими на червей, они ползают рядом с червями, выучившими урок о том, что они должны беречь тело-носителя" (Camilo Jose Cela, "El Dragon de Leviatan" [лекция в ЮНЕСКО, июль 1990 года] in "Los Intelectuales y el Poder," ABC (Madrid), 10 July 1990, pp. 4, 5).

15 Теория теневой экономики и обзор важнейших источников по этой теме блестяще изложены в книгах: La Economia Irregular (Barcelona: Generalitat de Catalunya, 1983) и Joaquin Trigo Portela, Carmen Vazquez Arango, Barreras a la Creadon de Empresas y Economia Irregular (Madrid: Instituto de Estudios Economicos, 1988). Потрясающую иллюстрацию нашего тезиса применительно к конкретному случаю Перу можно найти в: Hernando de Soto, El Otro Sendero: La Revolucion Informal (Mexico: Editorial Diana, 1987) [Сото Э. де. Иной путь. Челябинск: Социум, 2008].

16 В.А. Найшуль отметил, что социалистическая система враждебна изменениям и инновациям еще и в силу глубокой и радикальной дезорганизации, которую инновации вносят в ригидную структуру экономики. См.: "The Birthmarks of Developed Socialism," ("Родимые пятна развитого социализма") глава 5 книги V. A. Naishul, The Supreme and Last Stage of Socialism (London: CRCE, 1991), 26-29, esp. p. 28, "Hostility to Change". [Найшуль В. А. Высшая и последняя стадия социализма // Погружение в трясину. М.: Прогресс, 1991].

17 Перу Жака Гарелло принадлежит блестящий анализ негативного влияния социализма на культуру, в частности, во Франции. См.: Jacques Garello, "Cultural Protectionism" (статья была представлена на региональной конференции Общества Мон-Пелерен, состоявшейся в Париже в 1984 г.).

18 Примером, наглядно иллюстрирующим наше утверждение, является негативное влияние, которое систематическая агрессия властей против производства, распространения и потребления наркотиков оказывает на социальный процесс, в ходе которого люди учатся, как вести себя по отношению к наркотикам. Действительно, многие наркотики вызывали в прошлом меньшую агрессию властей, и в результате, с помощью процесса корректировки, который вызывает предпринимательская деятельность, общество смогло создать большой объем информации и опыта, научившего людей, как правильно обращаться с этими веществами. Например, во многих обществах так произошло с такими наркотиками, как алкоголь и табак. Однако этот процесс невозможен в отношении веществ, обнаруженных позже, так как они с самого начала стали объектом чрезвычайно жесткой системы принуждения, системы, которая не только полностью провалилась, но и помешала людям в ходе экспериментов с этими веществами научиться тому, как с ними следует обращаться. См.: Guy Sorman, Esperando a los barbaros (Barcelona: Seix Barrai, 1993), 327-337.

19 "Не делайте неправды на суде; не будь лицеприятен к нищему и не угождай лицу великого; по правде суди ближнего твоего". Лев 19, 15. "За то и Я сделаю вас презренными и униженными перед всем народом, так как вы: лицеприятствуете в делах закона". Мал 2, 9.

20 Слово "социальный" полностью меняет значение любого термина, к которому его прибавляют (справедливости, защиты, демократии и т.п.). Другие прилагательные, которые используются для того, чтобы замаскировать действительность и приукрасить ее, это, к примеру, "народный" (часто употребляется с существительным "демократия") или "естественный". Американцы употребляют выражение weasel words (обтекаемые фразы), когда говорят о словах, которые используются для семантического обмана граждан, поскольку позволяют смело употреблять нравящиеся людям слова (например, "справед ливость" и "демократия") в значении, прямо противоречащим их стандартному смыслу. Термин weasel word (горностаевое слово) восходит к известным строкам Шекспира, отсылающим к способности мелких хищников семейства куньих (в том числе ласки и горностая) высасывать содержимое яйца, не повреждая скорлупы. ("I can suck melancholy out of a song, as a weasel sucks eggs." As You Like It, The Riverside Shakespeare [Boston: Houghton Miffl in, 1974], 2.5.11, p. 379. [В русском переводе "Как вам это понравится", сделанном Т. Щепкиной-Куперник, по крайней мере в последних изданиях, вместо горностая (или ласки) почему-то фигурирует ласточка: "Я умею высасывать меланхолию из песен, как ласточка высасывает яйца". - Перев.) Подробнее об этом см. гл. 7 книги Хайека "Пагубная самонадеянность". Другой термин, подвергшийся порче, это солидарность - в наши дни его используют как алиби для государственного насилия, которое считается оправданным, если применяется якобы ради "помощи" угнетенным. Однако традиционно "солидарность" означала нечто совсем иное: взаимодействие людей, возникающее в ходе стихийного социального процесса, мотором которого выступает предпринимательство. Слово "солидарность" происходит от латинского solidare (спаять или объединить) и, согласно Словарю испанского языка Королевской Академии, означает "обусловленное обстоятельствами присоединение к предприятию, инициаторы которого - другие люди". Таким образом, рынок в нашем определении представляет собой квинтэссенциальный механизм солидарности или же систему солидарности людей. В этом смысле, нет ничего более противоположного солидарности, чем попытка насильно ввести сверху некие принципы "солидарности", столь же близорукие, сколь и ангажированные. Кроме того, проблема перманентного неведения регулирующих органов неизбежно затрагивает и тех, кто понимает солидарность строго как помощь нуждающимся; эта помощь будет неэффективной и ненужной, если ее будет оказывать государство, а не отдельные люди, заинтересованные в том, чтобы добровольно помогать другим. Нам очень приятно, что Иоанн Павел II в энциклике Centesimus Annus не просто говорит, что рынок "образует длинную цепь солидарно сти" (гл. 4, разд. 43: 3 [в русском переводе употреблено слово "соработничество". - Перев.]), но и утверждает, что "нужду лучше распознает и удовлетворит тот, кто ближе к ней и действует как ближний", а также выступает с критикой "государства социальной помощи": "Вмешиваясь прямо и лишая общество ответственности, государство социальной помощи приводит к тому, что люди работают хуже, зато расходы страшно растут, и все больше учреждений, где царит скорее бюрократия, чем забота о человеке". (гл. 5, разд. 48: 5).

21 Лучшая критика ложного понятия социальной справедливости принадлежит Хайеку. См.: F. A. Hayek, The Mirage of Social Justice, vol. 2 of Law, Legislation and Liberty [Хайек Ф. Мираж социальной справедливости // Хайек. Право, законодательство и свобода. С. 165-318].

22 См. цитату на с. 25 и 26 1-го тома сочинения Хайека: F. A. Hayek, Law, Legislation and Liberty [Хайек. Право, законодательство и свобода. С. 44], где цитируется книга John Maynard Keynes, Two Memoirs (London, 1949), 97-98. См. также: Robert Skidelsky, John Maynard Keynes: Hopes Betrayed, 1883-1920 (London: Macmillan, 1983), 142-143.

23 См.: F. A. Hayek, The Fatal Conceit, chap. 1 [Хайек. Пагубная самонадеянность. Гл. 1].

24 [Ojos que no ven, corazon que no siente; чего глаза не видят, о том сердце не болит]. Мигель Сервантес ("Дон Кихот", гл. 67) использует форму "Ojos que no ven, corazon que no quiebra" (чего глаза не видят, от того сердце не разобьется); имеется также вариант "Ojos que no ven, corazon que no llora" (чего глаза не видят, по тому сердце не плачет). (См. pp. 327-328, Diccionario de Refranes, Juana G. Campos, Ana Barella, Приложение 30 к: Boletin de la Real Academia Espanola, Madrid, 1975.)

25 С этой точки зрения, при "социальной демократии" ситуация еще тяжелее - если такое возможно - чем при "реальном со циализме", потому что там примеров и альтернатив, которые могли бы открыть глаза гражданам, практически не существует, а возможности скрывать негативные последствия демократического социализма посредством демагогии и рационализации постфактум почти безграничны. Таким образом, в наши дни, когда "рай" реального социализма утрачен, подлинный "опиум народа" - это социальная демократия. По этому поводу см. с. 26-27 моего предисловия к испанскому изданию первого тома собрания сочинений Хайека: Obras Completas de F. A. Hayek (La Fatal Arrogancia. Los Errores del Socialismo, obra citada).

26 Сам Хайек по этому поводу писал: "В моральном отношении социализм может лишь разрушить фундамент морали, личной свободы и ответственности. В политическом отношении он рано или поздно приводит к тоталитарному правлению. В материальном отношении он, если и не становится причиной обнищания, будет серьезно мешать производству богатства". См.: F. A. Hayek, "Socialism and Science" in New Studies In Philosophy, Politics, Economics and the History of Ideas (London: Routledge, 1978), 304.

Хесус Уэрта Де Сото
Из книги "Социализм, экономический расчёт и предпринимательская функция"



Добавить статью в свой блог:

© 2010-2012 | Site owner A.Bulgakov | Programming V.Lasto | Povered by Nano-CMS | Designer S.Gordi | Memory consumption: 1.75 Mb